О том, какие тенденции выявились в отечественной геологоразведке в новых условиях, о большом потенциале перевода геоданных в цифровой формат, неизбежности льготирования трудных запасов, историческом моменте в освоении севера Красноярского края и Якутии, будущем госхолдинга “Росгеология” и международных геологических проектах России в интервью “Интерфаксу” рассказал руководитель Федерального агентства по недропользованию (Роснедра) Олег Казанов. Приводим главные тезисы из его интервью.
– Работа с лицензиями имеет накопительный характер, в последние несколько лет она показывала уверенный рост. На границе 2023–2024 годов количество лицензий, которыми управляет ведомство, достигло исторического максимума примерно в 24 тыс. штук. После этого массив лицензий перестал увеличиваться. На начало 2025 года зафиксировано 23,6 тыс. лицензий, по одним только твердым полезным ископаемым действуют около 12 тысяч лицензий, это почти втрое больше, чем 10 лет назад.
– Самая высокая точка роста – твердые полезные ископаемые (ТПИ), в первую очередь золото россыпное. Это тенденция последнего десятилетия. Объяснить интерес к золоту очень просто. Во-первых, его легко продать. Во-вторых, процесс его переработки достаточно легкий, а в случае с россыпным золотом – совсем незамысловатый. Порог входа в такой бизнес низкий, что тоже способствует расширению числа золотопромышленников. К сожалению, наряду с ответственными недропользователями здесь встречаются и те, кто не соблюдает требования по рациональному пользованию недрами, поэтому именно с золотом связано множество экологических проблем, о чем мы часто слышим в публичном поле.
– Я считаю, что закон о вольном приносе — это сложный предмет. С одной стороны, он стимулирует добычу, с другой – нарушает систему контроля движения минеральных ресурсов от недр до переработки. В том числе важно помнить, что на недропользование золота начинает распространяться система ДМДК – драгоценные металлы и драгоценные камни. Золото как элемент этой системы обязано прослеживаться на любом этапе: участок должен иметь утвержденные запасы, прошедшие госэкспертизу; владелец должен подтверждать, какое золото он получает – концентрат или шлиховое; при передаче золота на аффинаж все фиксируется. И каждый шаг прозрачен, такова позиция государства. Вольный принос создает непростой прецедент. Сейчас государство со всех сторон изучает эту тему, Минфин ведет свою оценку, другие ведомства формируют позиции.
– Важным этапом стало принятие в 2021 году ФЗ №123, который позволил перевести в “цифру” фактически всю систему управления лицензированием. Процесс шел все эти годы и продолжается по сей день. Проведение аукционов, выдача лицензий – уже цифровые. Чтобы замкнуть круг, нужно встроить в действующую информационную систему Роснедр автоматическую систему контроля лицензионных обязательств (АСЛН – автоматизированная система лицензирования недр). Это крайне сложная задача со многими вводными: нужно контролировать выполнение условий лицензий, вторичные лицензионные обязательства, большое число технических документов и прочее.
– Сегодня мы выявляем порядка 1300-1400 нарушений в год, практика показывает, что примерно две трети нарушений исправляются. Мы полагаем, что с применением автоматической системы контроля из 24-25 тыс. лицензий, которыми Роснедра к тому моменту станут оперировать, нарушения выявятся у порядка 5-6 тыс. лицензий.
– На повестке дня стоит еще одна серьезная задача, требующая больших ресурсов – оцифровка геологической информации. У Роснедр есть колоссальное количество геоданных, 3 млн 380 тыс. единиц хранения. Во многих государствах столько жителей нет, сколько у нас отчетов и документов по геологии. Каждый из них является результатом многолетней работы какой-то группы геологов, каждый несет свою ценность. Почти все это на бумажных носителях, мы их постепенно переводим в цифру, чтобы документ становился общедоступным в электронном виде. Пока лишь 12% оцифровано, хотя это геологически приоритетные отчеты.
– Так называемые “спящие” лицензии – это только одна из разновидностей нарушений. И не самая многочисленная, просто самая неприятная, поскольку процесс по ним застопорился в шаге от начала промышленного производства. “Спящими” мы называем добычные лицензии, по которым добыча почему-то не ведется. В итоге по одним лицензиям начинается работа, другие изымаются. В динамике “спящих” примерно плюс-минус 100 штук, две трети из них при определенном взаимодействии удается запустить.
– По углеводородному сырью в денежном эквиваленте средние годовые вложения в ГРР находятся примерно в районе чуть выше 300 млрд рублей, объемы ГРР держатся на постоянном уровне, осуществляется воспроизводство запасов, т. е. мы приращиваем за счет геологоразведки примерно столько же запасов, сколько извлекаем из недр. С ТПИ история другая. Здесь за последние годы виден стремительный рост геологоразведки, на нем не сказались даже последствия 2022 года. Если наглядно в цифрах, то в 2023 году ГРР-инвестиции в ТПИ составили 69 млрд рублей, в 2024 году – 88 млрд, (в 2022-м – 63 млрд, в 2021-м – 58 млрд). Этот рост финансирования связан с тем, что оказались розданными все лицензии по высоколиквидным видам сырья. Последними крупными объектами были Сухой Лог и Кючус. То есть в ТПИ практически нет крупных подготовленных объектов высоколиквидных видов сырья, которые мы можем предложить недропользователю для поздних стадий геологоразведки.
– Дополнительное финансирование из бюджета в рамках “Геология – возрождение легенды” должно улучшить ситуацию. Стоит задача серьезным образом расширить региональные стадии ГРР, которые ранее делались только за госсчет. С 2024 года к этим работам допущены недропользователи, способные вкладывать свои средства. Но механизм только-только начал действовать, у него есть сильные стороны, есть и проблемы, которые поднимают участники рынка.
– На данной стадии основная база в недропользовании создана, принципиальных изменений закона “О недрах” не планируется. В течение последних лет были сформированы механизмы цифрового лицензирования, проведения регионального геологического изучения недр за счет частных средств, добычи полезных ископаемых из отходов недропользования, инструменты стимулирования добычи стратегических дефицитных видов минерального сырья. Сейчас по результатам формирующейся правоприменительной практики ведется их донастройка. Также продолжается работа в части стимулирования разработки трудноизвлекаемых запасов (ТРИЗ). Это отдельная тема.
– Вокруг ТРИЗ идет глубинная работа, взвешиваются все “за” и “против”. Да, государству нужны деньги от нефтяной отрасли прямо сейчас. Но если не предоставить льготы ТРИЗам в настоящее время, то бюджет столкнется с сокращением поступлений в обозримом будущем.
– То, что происходит в Енисей-Хатангском прогибе, на севере Красноярского края, это настоящее поле геологической битвы. И не в том плане, что там много лицензиатов, нефтегазовых компаний, которые будут бороться за ресурсы. А в том плане, что именно здесь разворачиваются основные геологические события современной России. Тон задает, конечно, актив “Роснефти” “Восток Ойл” – самый крупный геологоразведочный проект в стране и, я думаю, во всем мире. Осталось разобраться с местной сырьевой базой. Для “Восток Ойла” она частично существует на базе Ванкорского кластера, планируется к вводу Пайяхское месторождение. Потенциальные перспективы севера Красноярского края оценены как высокие, около 5 млрд тонн условного топлива.
– Лицензирование углеводородных участков в Якутии ожидаем к концу этого года. Указанные объекты являются результатами первого этапа проекта “Геология – возрождение легенды”. В результате проведенных работ по данным сейсморазведки выявлены перспективные нефтегазоносные структуры. Но геологические риски все еще высокие. Интерес к этому району выражают несколько крупных ВИНКов, посмотрим, кто первый решится.
– Сегодня в рамках программы “Геология – возрождение легенды 2” мы ведем работы еще на 10-ти площадях, при положительном результате работ будем готовить к лицензированию. Это уже север Якутии, они расположены ближе к Севморпути. В целом государство задает агрессивную линию в части геологоразведочных работ в Якутии, поддерживая проекты, имеющие выход к морским коммуникациям.
– Российские запасы нефти оцениваются в 31 млрд тонн. Из них, по экспертным оценкам, даже с учетом льгот около 10 млрд тонн – нерентабельные. Нужно перевести их в рентабельные, и тут опять все упирается в ТРИЗ, в льготы для них, в расширение критериев отнесения к трудноизвлекаемым запасам. В обозримой перспективе обострится вопрос газовых ресурсов: сеноман истощается, пора браться за нижние горизонты, где иные дебеты и проницаемость коллекторов. Неизбежно встанет вопрос о распространении критериев ТРИЗ на эти глубокие горизонты.
– На российском шельфе огромные запасы – 15 трлн кубометров газа (текущая добыча всего 55 млрд кубометров в год) и почти 1,5 млрд тонн нефти (при добыче 22 млн тонн). Пока действуют два основных центра добычи на шельфе – Приразломное в Арктике и Сахалинские проекты. В сравнении с огромным потенциалом шельфа добыча углеводородов минимальна и бурения почти нет. При этом идет много сейсморазведки, дорогой и сложной. Это говорит о том, что компании не готовы прямо сейчас вкладываться в добычу на шельфе, однако работают над дальней перспективой.
– Перед нами поставлена задача добиться сохранения государственного геологоразведочного оператора, несмотря на все перипетии его судьбы. У “Росгеологии” большой долг. Я не вправе оценивать причины его возникновения, но отмечу, что, когда такие ситуации возникают, обостряются не только финансовые трудности. Это и технические средства, и кадровый состав, и организация работ. Новому руководству “Росгеологии” придется решать широкий круг проблем, мы будем помогать всеми имеющимися средствами. Готовится целый комплекс мер, финансовую поддержку оказывает Россельхозбанк. Может быть, это длится немного дольше, чем нам бы хотелось. Но, в любом случае, у компании появляется финансовый ресурс, оборотные средства. Вопрос выплаты долгов откладывается на некоторый период, пока компания не начнет зарабатывать деньги.
Фото: AGR